Вадим Литинский

(Денвер)

КАК ПИСАЛИ ХАРАКТЕРСТИКИ В 1838 ГОДУ,

И КОЕ-ЧТО ОБ ИМПЕРАТРИЦАХ И БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦАХ

А Т Т Е С Т А Т

                                                                                                                                                       Родилась 1786 г. [надпись карандашем. – В. Л.]

№ 150 ^й [надпись на левом поле вертикально. – В.Л.]

Дан сей из Совета Харьковского Института Благородных девиц, Г^жебывшей Начальнице сего Института, вдове Полковника, Авдотье Григорьевне Литинской, в том, что она, как из дел сего Совета видно, первоначально поступила в Воспитательное Общество Благородных девиц Классною Дамою 1814 года Октября 23^го, от которой должности по всеподданнейшему докладу Совета онаго Воспитательного Общества, Ея Величеством, Блаженной памяти, Императрицею Мариею Федоровною, Высочайше уволена 1815 года Сентября 11^го. – Потом, по Высочайшему Ея Имперарорского Величества [Марии Федоровны. – В.Л.] назначению определена в Харьковский Институт Благородных девиц Начальницею 1820 года Апреля 25, и во время исправления сей должности, за отличные успехи,  оказанные воспитанницами Института, при публичных экзаменах и выпуске их, удостоина была Всемилостивейших наград: в 1824 г. бриллиантовыми сергами, в 1828 г. драгоценным бриллиантовым фермуаром, в 1829 году, при выписке из духовного завещания Ея Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны [Мария Федоровна умерла 12 ноября 1828 г. – В. Л.], перстнем с вензеловым именем Ея Величества; в 1830 г., при выпуске воспитанниц, бриллиантовым фермуаром [награждена императрицей Александрой Федоровной, женой Николая I. – В.Л.]; в 1831 г., по Высочайшему рескрипту, на имя Совета последовавшему, за годичный экзамен, объявлено ей Г. Литинской благоволение Ея Императорского Величества [Александры Федоровны. – В.Л.], и за отличное ея усердие и неусыпное попечение о вверенных ей воспитанницах, повелено выдать ей одновременно годовой оклад жалования 3000 р.; при выпуске воспитанниц в 1832 и 1834 годах, при особых прескриптах, на имя ея Г.Литинской последовавших, драгоценными бриллиантовыми фермуарами; по Высочайшему Ея Императорского Величества [Александры Федоровны. – В.Л.] повелению препровождена к ней серебренная медаль, выбитая на кончины блаженныя памяти Государыни Императрицы Марии Федоровны; при Высочайшем посещении Харьковского Института Его Императорским Величеством [Николаем I] в Октябре месяце 1835 года, в изъявление особеннаго внимания к попечениям ея Начальницы, Всемилостивейше пожалована она бриллиантовым фермуаром; в 1836 году, по Высочайшему повелению Государыни Императрицы [Александры Федоровны. – В.Л.] выдан ей на пользование годовой оклад жалования 3000 р., и в 1837 году в Августе месяце, при Высочайшем Ея Имперяторского Величества [Александры Федоровны. – В.Л.] обозрении сего Института, в знак особенного Своего благоволения Всемилостевейше пожалован ей Г. Начальнице Литинской лично драгоценный фермуар. За 15^ти летнюю же безпорочную службу, Всемилостивейше пожалован ей Мариинский знак отличия безпорочной службы за ХV лет. Ныне, согласно поданному в сей Совет от нея Г. Литинской прошению и воспоследовавшему на всеподданнейший доклад онаго Высочайшему Ея Императорского Величества [Александры Федоровны. –В.Л.] в 16 день Марта сего 1838 г. соизволению на ея увольнение, уволена она Г. Литинская по болезненному состоянию от должности Начальницы сего Института, с выдачею ей по Всемилостивейшему назначению Ея Величества, единовременного награждения годовым окладом жалования 3000 р. При каковом увольнении ея Г. Литинской, Ея Величество Государыня Императрица [Александра Федоровна. – В.Л.] в Высочайшем рескрипте Своем, на имя ея последовавшему, от 17^гомарта сего года, изволила изъявить ей Свою признательность за долговременную, усердную службу, и сожаление, с каковым Ея Величество изволила видеть, что состояние ея здоровья лишает ея возможности быть далее полезною для Заведения. Сверх того, как видно из представленного ею в копии отношения, на имя ея последовавшего от Г. Статс-Секретаря, Действительного Тайного Советника и кавалера Григория Ивановича Вилламова, от 17^го Марта сего года за № 693, Всемилостивейше пожалован ей пожизненный пенсион в год по 3000 р., о чем он Г. Статс-Секретарь Виллемов и сделал свое отношение Г. Министру Финансов. Во время начальствования ея Г. Литинской в Харьковском Институте Благородных Девиц, она служение свое продолжала при отлично-усердной деятельности, постоянно и всегда с с одинаковою ревностью и существенной для оного пользою; Высочайших выговоров и замечаний неполучала, должности непеременяла; жалобам, которыя признаны Начальством основательными, неподвергалась; в слабом отправлении должности незамечана и неисправностей между подчиненными недопустила; от роду имеет 52 года, вероисповедания Грекороссийского. В удостоверение сего Совет Института, за подписанием и приложением печати сим свидетельствует г. Харьков Апреля 16^го дня 1838 года.

[Следуют 7 подписей с указанием должностей, которые можно разобрать:]

Председатель [?] Совета [подпись неразборчива]

Исправляющий Должность . . . [неразборчиво, подпись неразборчива]

Член Совета Председатель Казначейства [подпись неразборчива]

Член Совета Исполняющий должность Губернского Предводителя Дворянства Полковник Ковальск[ий?]

Член Совета Константин Паулович

Член Совета Петр Артомонов[ский?]

[Красная сургучная печать]

Правитель Канцелярии Совета Семен Кременецкий

*                *

*

            Вот такую вот характеристику по месту работы получила моя пра-прабабушка Авдотья Григорьевна 170 лет тому назад. Её муж, полковник Гаврила Иванович Литинский, был смертелно ранен в сражении под Бородиным и умер, как князь Болконский – ну, вы помните. Поэтому его безутешная вдова через два года после смерти мужа вынуждена была пойти работать по найму, чтобы прокормить единственного сына младенца Сашу, моего прадедушку. Как видно из приведённой характеристики, работёнка эта была не пыльная и достаточно хорошо оплачиваемая – её годовой оклад жалования составлял 3000 р. (серебром или ассигнациями – не сказано). Обратите внимание, что с 1820 г. по 1838 г. оклад оставался тем же, без поправки за инфляцию. Можно сделать вывод, что таковой в те поры не было вовсе. На пенсион моя пра-прабабулька  ушла в 52 года (на три года раньше, чем теперь уходят на заслуженный отдых советские трудящиеся женщины). Правда, ушла она по состоянию здоровья, а то, может быть, трудилась бы и дальше на ниве просвещения молодого поколения. К сожалению, кроме этого аттестата в семейном архиве моих предков не сохранилось никаких других документов об Авдотье Григорьевне, кроме приведённого ниже сообщения её сыну, командиру Е. И. Высочества Наследника Цесаревича драгунского полка полковнику (впоследствии генерал-майору) Александру Гавриловичу Литинскому о получении от него Мариинского знака отличия за пятнадцать лет беспорочной службы, которым была награждена его мама. Этот документ датирован ноябрём 1853 года. Можно полагать, что она умерла именно в этом году. Таким образом, прожила она с 1786 г. по 1853 г. – 67 лет, из них 15 лет на заслуженном отдыхе.

Почему необходимо было возвращать этот знак отличия в Капитул орденов Министерства Императорского Двора? До 1856 г. все российские ордена и медали по смерти награжденного надлежало возвращать в Капитул орденов. Лишь для медали «В память Отечественной войны 1812 года» дворянству была дана привилегия сохранять ее у потомков без права ношения, что изменилось лишь в год празднования столетия этой войны. В наше время ордена умерших остаются в семье, хотя они тоже изготовлены из драгоценных металлов. Поэтому, будучи в России в 1991 г. впервые после эмиграции в 1979 г., я был поражен обилием орденов Ленина, Красного Знамени и многих других, вплоть до Золотой свезды Героя, на всех барахолках от Москвы до самых до окраин (ну, если честно, то дальше Тюмени в том году я не попадал). Год этот был очень тяжелым для советских трудящихся. На вопрос: «У вас нет рыбы?» – продавцы отвечали: «У нас мет мяса, а рыбы нет в магазине напротив». Поэтому трудящиеся несли на барахолки своё самое дорогое. Да и выпить ветеранам, как всегда, хотелось.

Вот этот документ, написанный, как и предыдущий, на больших листах плотной, слегка покоричневевшей от возраста бумаге великолепным почерком (пишущих машинок тогда ещё не было), «с нажимом и волосными линиями». Размер листов 35.5 х 22 см, каждый документ на двух листах, но они представляют собой один большой лист 35.5 х 44 см, согнутый пополам. Как и в предыдущем случае, твёрдые знаки в конце слов я опускаю, «яти» и «и с точкой» заменяю на «е» и «и»; в остальных случаях орфография сохранена, в том числе и слитное написание отрицательного «не» с глаголом:

Г. Исправляющему должность

Директор Канцелярии  [подпись неразборчева]

/ на обороте /

[На обороте этой страницы:]

Приложенную при этом квитанцияю Капитула Российских Императорских и Царских Орденов за №1187^м, в получении Мариинского знака отличия безпорочной службы за 15^ть лет, для доставления плковнику драгунского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полка Литинскому, имею честь представить Его Превосходительству, Господину Начальнику 1^й Драгунской дивизии, в последствие предписания Господина корпуснаго командира от 21^го Ноября № 6828^й.

Дежурный

Штаб офицер полковник Мариев... [дальше подпись неразборчива ]

        № 7093^й

“28^го“ Ноября 1853 года

Г. Чугуев

[На следующей странице:]

Отзыв этот с приложением квитанции за № 1187 в получении капитулом Российских Императорских и Царских орденов, Мариинского знака отличия безпорочной службы за 15^ь лет, препровождаю Его Высокоблагородию Г. Командующему Драгунским Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полком, в последсвие предписания моего от 27 ноября за № 4461.

Начальник Дивизии

Генерал-лейтенант  [подпись неразборчива]

                № 4583

8 Декабря 1853 года

Г. Воронеж

Теперь небольшой исторический экскурс – кто есть кто и что есть что в приведённых характеристике и письме от Императорского Двора. Сведения взяты из всеведующего интернета через Google и из электронной энциклопедии «Википедия»:

Начнём с фермуара. Сколько их получила бабушка Авдотья? Я много раз считал, но всё сбивался, ошибался. Попробую ещё раз. Значит, так. В 1828 г. от Марии Фёдоровны – один фермуар (бриллиантовые серьги и перстень с её вензелем по духовному завещанию не в счёт). От Александры Фёдоровны – в 1830, 1832, 1834 и 1837 годах по фермуару. От Николая Палкина в 1835 году – один. Ага, вот теперь точно, когда записал – шесть фермуаров. Так что же такое фермуар? Я помню, что впервые столкнулся с этим словом в юности, читая «Золотого телёнка»:

«Ипполит Матвеевич, поминутно поправляя колебавшееся на носу пенсне, с ударением произносил:
    — Три нитки жемчуга... Хорошо помню... Две по сорок бусин, а одна большая — в сто десять... Бриллиантовый кулон... Клавдия Ивановна говорила, что 4000 стоит, старинной работы...
            Дальше шли кольца, не обручальные кольца, толстые, глупые и дешевые, а тонкие, легкие, с впаянными в них чистыми, умытыми бриллиантами; тяжелые ослепительные подвески, кидающие на маленькое женское ухо разноцветный огонь; браслеты в виде змей с изумрудной чешуей; фермуар, на который ушел урожай с 500 десятин пшеницы; жемчужное колье, которое было бы по плечу разве только знаменитой опереточной примадонне; венцом всего была сорокатысячная диадема».

Так, а всё-таки, что же это такое – фермуар? Идём на интернет.

«1) застёжка на ожерелье, альбоме, книге, портмоне,

представляющая собой искусно выполненное украшение;

2) ожерелье с такой застёжкой.

3) долото для резьбы по камню или дереву.

Ценность фермуара-застёжки могла намного превосходить стоимость самого ожерелья, поэтому застёжку никогда не скрывали и носили ожерелье-фермуар застёжкой спереди».

«Колье  (от франц. Collier - ошейник) - это ювелирное украшение для шеи. Обязательная деталь колье - застежка.

О застежках колье надо упомянуть особо. Очень часто эта деталь, именуемая фермуаром, по стоимости и художественному исполнению превосходила само колье. Дамы поворачивали украшение так, чтобы фермуар был на виду и вызывал всеобщее восхищение.

Фермуары, имевшие особую ценность, переносились с одного колье на другое».

Ну, драгоценные долота исключаем из рассмотрения сразу, как не имеющие отношения к делу. Вряд ли русские императрицы и даже плохо разбиравшиеся в женских бирюльках  императоры дарили дамам голые застёжки для альбома или портмоне. Я предполагаю, что они шли вместе с ожерельем (колье). Так что шесть фермуаров – это вам не жук начихал. Когда я читал этот Аттестат своим детям (сейчас старшей дочери... ну, ладно, много лет; сыну тоже много; младшей Таньке – почти 14), то они восклицали: Папа, а где же наши драгоценные бриллиантовые фермуары?!   – Пропили, прокутили, буржуины проклятые, – отвечал я. Когда я давным-давно спрешивал об этом свою мамочку, она тоже не знала, куда делись эти

.Золото, жемчу

г, стекло, эмаль.

Фермуары, первая половина 19 века.

Верхний – золото, жемчуг, стекло, эмаль. Размер 4 х 3.8 см.

Нижний – серебро, изумруд, стразы. Размер 9.3 х 3.5 см.

(Страза – значит поддельный, «хрустальный алмаз». Я надеюсь, что обе Фёдоровны и Николай Александрович до подделок не опускались. А то было бы за державу обидно. Раз они говорили бриллианты – значит так оно и было. Так что приведённые на этих иллюстрациях бирюльки со стеклом и кварцем вместо алмаза не тянут на бабушкины бриллиантовые фермуары, которых я не смог найти на интернете)...Я Я надеюсьеребСеребро, изумруд, стразы. Размер 9,3 х 3,5 см

драгоценности. Во всяком случае, её отцу Николаю Александровичу, внуку Авдотьи, вышедшему в отставку в чине поручика и сдавшему экзамен на народного учителя, бриллианты в фермуарах уже не светили.  Так кто же их пропил? Его папа, Александр Гаврилович, кавалерийский генерал? Они же, конники-будённики, что гусары, что драгуны, были великие выпивохи и кутилы. Но доподлинно науке это не известно, а семейные предания молчат.

            Возникает законный вопрос – это всем начальницам над благородными девицами императрицы отваливали по шесть фермуаров, не считая серёжек и колец, или бабушка Авдотья пользовзалась их персональным благоволением? На этот вопрос я не смог найти ответа во всемирной паутине.

Теперь поищем на интернете Мариинский знак отличия беспорочной службы.

«Он был установленный Николаем I в 1828 г. в память своей покойной матери имп. Марии Федоровны, жалуется лицам женского пола за долговременную усердную службу в  учреждениях Императрицы, а также в других благотворительных и воспитательных заведениях, состоящих в непосредственном ведении Государя Императора и членов Высочайшего Дома. Знак имел две степени и носился на владимирской ленте с бантом на левом плече. Знак представлял собой золотой с голубой эмалью крест (первая степень) или медальон, на которых помещались изображения вензеля имени императрицы Марии Федоровны, венка из дубовых и Статут М. зн., сходный, в общих чертах, с уставом о знаке отличия беспорочной службы военных и гражданских чиновников».

Прежде чем перейти на личности, закончим с неодушевлёнными понятиями.

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Министе́рство Импера́торского Двора́ — государственный орган Российской империи, учреждено 22 августа (3 сентября) 1826 года под названием «Министерство Императорского Двора и уделов». Со свержением монархии министерство потеряло основной смысл существования, однако процесс его ликвидации затянулся до начала 1918 года.

Министерство объединяло все части придворного управления, вне контроля сената или какого бы то ни было другого высшего установления.

Министерство возглавлялось министром Двора, который состоял под непосредственным ведением Государя. Все повеления министр Императорского Двора получал непосредственно от Государя и по делам, требующим Высочайшего разрешения, также имел право входить с докладом прямо к Государю. Такое положение министерства Императорского Двора объясняется тем, что предметы его деятельности не имели общегосударственного характера, а касались исключительно Царствующего Дома.

В 1858 г. к министерству Императорского Двора была присоединена экспедиция церемониальных дел, а в 1859 г. — Императорская археологическая комиссия. Существенным преобразованиям во всех своих частях министерства Императорского Двора подверглось в минувшее царствование, в смысле замены коллегиального начала, господствовавшего до тех пор в учреждениях министерства Императорского Двора, началом единоличным. Эти преобразования были завершены изданием нового учреждения министерства 16 апреля 1893 г. По новому законодательству, министр Императорского Двора — главный начальник над всеми частями придворного ведомства и вместе с тем министр уделов и канцлер Императорских и Царских орденов. В его главном ведении состояли Императорская академия художеств и Московское художественное общество.

Министерство Императорского Двора состояло из следующих частей:

• совет при министре, созываемый в случае надобности и состоящий под председательством министра или другого лица, по его назначению, из начальников установления министерства,
• общие установления,
• особенные установления,
• капитул Императорских и Царских орденов,
• главное управление уделов.

Капитул орденов. Для ведения всех дел по награждению орденами в апреле 1797 г. Павлом I была учреждена Орденская канцелярия. В 1798 г. эта канцелярия была преобразована в Капитул российского кавалерского ордена, который позднее, с января 1832 г., стал именоваться Капитулом российских императорских и царских орденов. Наряду с Капитулом существовал также Комитет для рассмотрения представления к высочайшим наградам, следивший за тем, чтобы при представлении к наградам были соблюдены установленные нормы, чтобы испрашиваемая награда соответствовала служебному положению награждаемого и т. д.

            Ну вот, с неодушевлёнными предметами и понятиями мы благополучно покончили. Идём дальше. В Аттестате упоминаются две императрицы – Мария Фёдоровна и Александра Фёдоровна. Таковых на русском престоле было по две штуки каждой. Есть между ними некие параллели. Первая Мария Фёдоровна была женой Павла и матерью братцев-императоров Александра I и Николая I. Вторая М.Ф. была женой Александра III и матерью Николая II. Первая Александра Фёдоровна была женой Николая I и матерью Александра II. Вторая А.Ф. была женой Николая II (опять «Николай и Александра»!) и матерью Алексея, который так и не стал Первым. (Слушайе, а если бы они назвали сына не Алексеем, а  Александром, то их бы не пристрелили большевики, и династия бы не прервалась, а?! Во мысль пришла, а! Ну не гигант ли я мысли, а?!)

Не запутал я вас? Можете вы повторить, не глядя в текст, что я сказал про этих Фёдоровен? Ну, молодцы, русскую историю хорошо знаете. Чтобы дальше вам не пудрить мозги, я приведу сведеия только о первых двух императрицах.

Идём на интернет.

«Мария Фёдоровна, императрица, жена Павла I (до перехода в православие София-Доротея Августа-Луиза) — императрица, вторая супруга императора Павла I, мать императоров Александра I и Николая I. Родилась в Щецине 14 октября 1759 г. Отец ее, принц Фридрих-Евгений, состоял в прусской службе и лишь под старость сделался владетельным герцогом Вюртембергским. На женское образование молодая принцесса рано усвоила те взгляды, которые выражены в "Philosophie des femmes" — стихотворении, занесенном в тетрадь будущей императрицы: «нехорошо, по многим причинам, чтобы женщина приобретала слишком обширные познания. Воспитывать в добрых нравах детей, вести хозяйство, иметь наблюдение за прислугой, блюсти в расходах бережливость — вот в чем должно состоять ее учение и философия».

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

В 1776 г., по смерти первой жены цесаревича Павла, Натальи Алексеевны, Мария Фёдоровна вышла замуж за наследника русского престола. До восшествия на престол Павла I не играла роли ни в политике, ни в русской жизни вообще, что объясняется разладом между Екатериной II и ее сыном. Мария Фёдоровна была устранена даже от воспитания своих детей (великого князя Александра и Константина), которых немедленно по их рождении Екатерина II взяла к себе и руководила их воспитанием. Вслед за восшествием на престол Павла I Мария Фёдоровна, 12 ноября 1796 г., была поставлена «начальствовать над воспитательным обществом благородных девиц». Императрица проявила большую энергию и привлекла в пользу общества много пожертвований. В 1797 г. она вошла с особым мнением относительно преобразования общества, высказываясь против раннего поступления девиц (5 лет), в общество для воспитания, стараясь строго отделить благородных от мещанок и проектируя уменьшение числа последних. Павел I утвердил 11 января 1797 г. «мнение» императрицы, не допустив, впрочем, уменьшения приема мещанских детей. Составленные императрицей правила для приема детей в «общество» «служат, говорит Екатерина И. Лихачева, ясным подтверждением того, что цель Екатерины при основании общества — смягчение нравов путем воспитания и образования русского юношества — была оставлена тотчас после ее смерти, а государственная, общественная идея, руководившая Екатериной, была заменена целями сословными и благотворительными».

2 мая 1797 г. Мария Фёдоровна была назначена главной начальницей над воспитательными домами. Главную причину неудовлетворительной постановки воспитательных домов императрица увидела в том, что количество приносимых младенцев было неограниченно, а потому 24 ноября 1797 г. было повелено ограничить число лиц обоего пола, воспитывающихся в доме 500-ми в каждой из столиц, остальных приносимых в дом младенцев отдавать в казенные государевы деревни благонадежным и доброго поведения крестьянам на воспитание, с целью приучить питомцев правилам сельского домоводства; мальчиков оставлять у крестьян до 18-летнего возраста, девочек до 15 лет. В доме должны были воспитываться лишь совершенно слабые дети, требовавшие непрестанного ухода.

Участие императрицы Марии Феодоровны в русской государственной жизни ограничивалось и в царствование сыновей ее почти исключительно заботами о женском образовании. Благодаря ее покровительству и отчасти содействию, в царствование Александра I основано несколько женских учебных заведений как в Петербурге, так и в Москве, Харькове, Симбирске и других городах. Умерла императрица Мария Феодоровна 12 ноября 1828 г. В память ее установлен Мариинский знак беспорочной службы».

 «Вот что рассказывает петербургский ученый, кандидат искусствоведческих наук Ирина ЧИЖЕВА. Она уже выпустила восемь книг о российских великих княгинях, царицах и императрицах, на страницах которых знакомые еще со школьных учебников герои предстают в новом свете, порой неожиданном, порой таинственном.
            Не так давно вышла последняя книга этой серии – «Мария Федоровна» – о судьбе русской императрицы, жены Павла I, матери двух русских императоров Александра I и Николая I. С автором этого неординарного исследования беседует наш корреспондент (www.geno.ru/node/196):
   
             – Вернемся к героине вашей последней книги. Что сделала для России Мария Федоровна, кроме того, что подарила двух императоров – Александра I и Николая I? Ведь жизнь ее была вовсе не сахар: с одной стороны, психически неуравновешенный муж, с другой – суровая свекровь. С трудом верится, но Екатерина II фактически лишила ее радостей материнства. Как только в семье Павла рождался ребенок, бабка отбирала его и воспитывала по своему усмотрению.
            – Мария Федоровна сделала для России очень много. Кроме того что она была прекрасно воспитана, глубоко ответственна, она была и очень добрым человеком. И нашла себе нишу в соответствии со своим характером – благотворительность. После гибели Павла она прожила еще 28 лет, пользуясь большой любовью своих детей, предоставивших ей почти неограниченные материальные возможности, покровительствовала художникам и архитекторам.
            Так, она открыла для России Воронихина и Росси. Именно в благотворительности раскрылся ее талант. Она отдавалась этому со всей широтой своей души. Вплоть до того, что положила в банк огромный капитал на благотворительные нужды. Скажем, она основала в Павловске школу для глухонемых детей, которая и сейчас существует. Она открыла огромное количество приютов для престарелых, детских воспитательных домов, несколько институтов для благородных девиц, построила очень много больниц. Характерный факт: в исторических исследованиях, изданных при советской власти, при упоминании Марии Федоровны подчеркивалось с эдаким негативным оттенком, как она пришла в Царскосельский лицей и спросила с немецким акцентом: «Карош суп?» Это преподносилось как лицемерие. Ну какое же тут лицемерие: ведь она пришла к детям, оторванным от отчего дома, и естественно поинтересовалась, как им живется, как их кормят. Мария Федоровна подняла благотворительность на такую высоту, которую ни до нее, ни после никто не сумел достичь. Я была потрясена, когда недавно узнала, что в нынешнем пятимиллионном Петербурге в двадцать раз меньше приютов, больниц и других благотворительных заведений, чем в полуторамиллионном в начале прошлого столетия [выделено мной. – В.Л.]. Прав Карамзин, сказавший, что Мария Федоровна недостаточно была оценена при жизни, но ее оценят потомки».
  

Справка с интернета:     «ВЕДОМСТВО УЧРЕЖДЕНИЙ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ (ВУиМ), государственный орган управления благотворительными женскими и некоторыми специальными учебными заведениями, находившимися под покровительством императрицы и других представительниц имп. фамилии. Ведёт историю с 1796, когда имп. Мария Фёдоровна по указу имп. Павла I взяла под своё ведение созданные в 1760-70-х гг. по плану И.И. Бецкого воспитательные дома, Смольный институт; была образована Канцелярия имп. Марии. С 1828 - 4-е отделение Собственной Его Имп. Величества канцелярии (название ВУиМ употреблялось с 1854). Первоначально ВУиМ были подчинены Петербургский (осн. в 1770) и Московский (1764) воспитательные дома, 14 женских институтов и пансионов, 25 медицинских и благотворительных учреждений; затем в его ведение были переданы училища для приходящих девиц (с 1862 Мариинские гимназии), Петербургское (1779) и Московское (1804) коммерческие училища, Царскосельский (с 1844 Александровский) лицей (1843), Московское техническое училище (1868-87). Особое место занимали Петербургский и Московский опекунские советы, ведавшие большинством учреждений; в 1845 образован Гл. совет женских учебных заведений. В 1873 создан единый Опекунский совет. В 1828-85 в составе ВУиМ действовал Попечительский совет заведений общественного призрения, с 1838 Комитет Гл. попечительства детских приютов (в 1869-96 Канцелярия по управлению детскими приютами). В 1883 в состав ВУиМ вошло Мариинское попечительство для призрения слепых (создано в 1881), в 1913 - Всерос. попечительство по охране материнства и младенчества. В 1898 образовано попечительство о глухонемых. В 1909 по ВУиМ насчитывалось 607 учебных заведений с 40 тыс. учащихся. В учебных заведениях ВУиМ в зависимости от контингента воспитанников и местных потребностей давалось общее образование, включавшее, как правило, чтение, счёт, письмо, основы религии, начала естествознания, математики и искусства, историю, предметы домоводства, физическое воспитание, иногда - огородничество и садоводство, в ряде заведений - элементы экономического, медицинского и педагогического образования. Главноуправляющими учреждениями имп. Марии в разное время были: принц П.Г. Ольденбургский, К.К. Грот, И.Н. Дурново и др. ВУиМ упразднено в 1917, дела переданы в МНП, в составе которого образовано управление Мариинскими благотворительными и учебными заведениями».

А теперь несколько слов о Харьковском Институте благородных девиц и о его создателе – Григрии Федоровиче Квитко-Основьяненко. Вот что есть о нём на интернете. «Родился он в

В июле 1843 года  он заболел воспалением легких и через одиннадцать дней, приготовившись к смерти, тихо скончался на руках жены, родных и близких».

            О системе обучения и о последних годах существования Харьковского Института благородных девиц (1915-1919 г.г.) вы можете прочесть в очень интересных мемуарах его выпускницы Татьяны Морозовой, опубликованных в «Новом Мире», № 8, 1995 г. (на интернете www.magazines.russ.ru/novyi_mir/1995/moroz.html). В годы Отечественной войны Институт был полностью разрушен немецкими бомбами.

Ещё одна персона, упоминаемая в Аттестате – статс-секретарь Вилламов Григорий Иванович. «Родился в 1771 г.; в 1788 г. принят студентом в коллегию иностранных дел; в 1789 г. произведен в актуариусы и отправлен во флот, действовавший против шведов, к принцу Нассау-Зигену; в 1792 г. определен в стокгольмскую миссию, в 1794 г. - переводчиком в иностранную коллегию; в 1801 г. назначен "быть у исправления дел" при государыне Марии Феодоровне; в 1828 г. назначен статс-секретарем по IV отделению собственной Е. И. В. канцелярии, в каковой должности пробыл до своей смерти, в 1842 г. Им написана книга: "Хронологическое начертание деяний блаженныя памяти Государыни Императрицы Марии Феодоровны в пользу состоявших под высочайшим ее покровительством заведений" (СПб., 1836)».

Про упоминаемого в Аттестате императора Николая Первого я не буду рассказывать отдельно, все и так о нём знают из школьной программы истории России – вешатель, душитель свободы, жандарм Европы, Третье отделение, Пушкина убил, Лермонтова убил, и проч.  А вот про его жену, императрицу Александру Фёдоровну, очень интересную женщину, в которую влюбился молодой Пушкин, мало кто знает. Чтобы вам долго не шарить в интернете, я облегчил для вас эту задачу.

Александра Федоровна (1798-1860)

императрица, жена Николая Первого

*          *

*

Вот какие исторические изыскания я предпринял, чтобы осветить эпоху, в которую писалась приведённая выше характеристика моей предки. И сделал я это с лёгкостью необыкновенной с помощью величайшего изобретения человечества – интернета.

Интересные дела – есть у меня несколько друзей и приятелей моего слегка преклонного возраста. Не подумайте, что только на святой Руси, есть и  в Америчке. Геофизики, научные работники, умнейшие ребята, управлявшиеся со сложнейшими приборами. А вот интернета у них нет. И компьютера, соответственно, тоже. – Ребята, в чём дело, как же вы мемуары писать-то будете? Что, неужели шариковой ручкой, заставляя ваших жён переписывать по десять раз, как Лев Николаевич неволил Софью Андреевну по поводу «Войны и мира»? – спрашиваю я. – Ну попросите вы своих дочек, у которых есть компьютеры, без которых ваши внучки уже жить не могут, чтобы купили вам хотя бы вшивенькую писишку. Вам же, склерозникам, гигабайтовая оперативная память и ракетная скорость новых компьютеров уже не нужны! У нас в Денвере в трифт-сторах такой б/у компьютер можно купить за трульник, ну, у вас в Рашке такой может стоить десятку долларей, но не всю же вашу месячную сто-долларовую пенсию? – Да просили мы их, – с грустью отвечают мои умные друзья, – да дочки нам говорят, что мы уже стали глупые, компьютера освоить не сможем, в кнопках мобильника, которые они нам дали, путаемся...

И вот постепенно уходят мои друзья, не оставив воспоминаний о своих интересных жизнях...

Я понимаю, что все умирают – Кай Юлий Цезарь умер («Все люди смертны; Кай – человек, следовательно, Кай тоже смертен» – учила меня мамочка основам формальной логики). Великий Вождь Мирового Пролетариата умер, Великий Вождь и Отец Всех Времён и Народов и Всего Прогрессивного Человечества умер; моя мамочка умерла у меня на руках – это первая смерть, которую я видел… Но извините! А я-то тут причём? Ко мне-то это имеет какое отношение? Мне-то чего умирать? Мне это абсолютно не светит! Я к такому повороту событий ещё совершенно не готов! Ну, когда-нибудь в далёком будущем, когда жить надоест, или буду уж совсем немощным в свои 127 лет, тогда, если смогу дотянуться до моего 38 Special Smith&Wesson’а, из каких в кинофильмах палят все прайвет инвестигейторы, тогда я сам поставлю точку. А до того – извините, я полон сил и энергии, нам это дело ни к чему. Опять же самая главная причина – надо мемуары написать. Это у меня конёк такой. Всех подбиваю написать мемуары. Иначе распадается связь времён. В большинстве случаев дети о родителях все сведения могут уместить на одной-двух страничках; о дедушках-бабушках – в одном абзаце; о прадедах – в одной строчке. А дальше – вообще мрак до самого Адама...

Как я себя кляну, что не уговорил свою мамочку написать о роде Литинских, о её деде, генерале Александре Гавриловиче Литинском… О её любимой бабушке, Марии Евгеньевне, урождённой Касторской, мать которой – Софья Касторская, урождённая Демидова – да-да, из тех самых. Так что я, хоть и пятая вода, но родственник Анатолия Николаевича Демидова-Сан-Донато, который был женат на племяннице Наполеона Матильде. Tак что я, можно сказать, первый претендент на французский престол. Если что – только свисните, я как только – так сразу!.. О её другом деде по матери, Антоне Степановиче Кладницком, Витебском предводителе дворянства (губернском или волостном? Теперь уже мамочку не спросишь) и мировом судье, освободившем своих крепостных крестьян, наделив их землёй и хуторами, ещё до отмены крепостного права в 1861 году… Интереснейший пласт жизни нескольких поколений Литинских безвозвратно утерян...

Да и о мамочкиной жизни, о бурной эпохе начала двадцатого века, тоже очень было бы интересно почитать, начиная с того, что в приготовительном классе гимназии она на школьном балу танцевала с одним из юных князей Карагеоргиевичей (я не запомнил, с каким именно, но явно не с Петькой, который в 1903 году стал королём Сербии – Пётр был старше мамочки). Пикантная подробность – мамочка наступила ему на ногу, за что злой Карагеоргиевич обозвал её коровой, и маленькая мамочка горько плакала... О том, как она – студентка в красной косынке – во время Февральской революции 1917 года «бегала» с саблей на боку по Петрограду, размещала прибывающих с фронта раненых солдат и дезертиров по столовкам и по госпиталям, работала в каком-то продовольственном комитете… Как её после Великого Октября «вычистили» из университета из-за дворянского происхождения... Как она познакомилась в Перозаводске с моим будущим отцом, венгерским коммунистом, участником венгерской революции 1918 года. После поражения революции в 1919 году военно-полевой суд заменил ему повешние 13-ю годами каторжной тюрьмы (по блату – из-за того, что судили его военные и они приняли во внимание, что он, обер-лейтенант, ставший революционным генералом и командующим фронтом, был ранен и награждён за храбрость на русском и итальянском фронтах высшими австро-венгерскими и германскими орденами). Потом его обменяли на венгерских военнопленных, и в 1922 году он приехал в Советский Союз, где «оттянул» пятилетку в Соловецком лагере. Такие вот «детские» сроки ни за что давала в самом начале молодая советская власть, пока ещё не вошла во вкус, а всего из 400 иммигрантов-венгров остались в живых 40 (см. www.lib.ru, раздел Заграница, Арпад Сабадош «25 лет в Советском Союзе», и www.solovki.ca/camp_20/sabadosh.php)... Упс, это же не про мамочку, а про папочку, так он же мемуары-то написал! А про мамочку – как она в блокадном Ленинграде, сама полумёртвая, через весь город везла на моих саночках на Пескарёвское кладбище завёрнутое в одеяло тело своей тёти, а моей любимой «бабы Мари», дочку того самого Александра Гавриловича и невесту повешенного народовольца (как же мамочка спустила труп с шестого этажа?!)... Как она сама совсем умирала от дистрофии, ела траву, но выжила... Как... Эх, да что говорить!.. Дурак я был молодой... Мамочка отнекивалась из-за общесоюзного страха, проявившегося в поговорке: знаешь – молчи, сказал – не пиши, написал – не подписывай, подписал – отопрись! Её саму таскали и били в НКВД, её брата Николая, капитана, командира лучшего батальона в БОВО (Белорусский Особый Военный Округ) пытали на допросах и сгноили в лагере (См. www.lib.ru, раздел Заграница, «Документ гнусного времени» на моей страничке)... Но времена в конце её жизни уже были либеральные (она умерла в 1977 г.), так что я, если бы проявил упорство, мог бы уговорить её написать воспоминания о таком бурном отрезке нашей истории.

... А ещё гораздо больше можно бы узнать от «бабы Мари», Марии Александровны Литинской, которая кончила Смольный институт тех самых девиц в Петербурге и, якобы, с царём на выпускном (? Не помню, на каком) балу вальс танцевала. Мы с мамочкой ютились вместе с бабой Марей в 16-метровой комнате на шестом этаже дома 22 по улице Красной Конницы (Кавалергардская тож) в коммунальной квартире номер 9. До революции в этой шестикомнатной квартире баба Маря жила втроём с сёстрами Татьяной (художницей) и Натальей (скульпторшей) Николаевнами Гиппиус. После революции эту квартиру скоммуниздили. При нас в этой шестикомнатной коммуналке жило 7 семей (включавших семеро детей) – в небольшой кладовой без окон жила одинокая Клавдия Ивановна, уборщица в больнице. К счастью, в квартире было две уборных, a то у некоторых в коммуналке было на 38 комнаток всего одна уборная. (Кстати, какое прекрасное новое слово – скоммуниздить – широко вошло недавно в наш великий и могучий!. В обычной речи оно означает утащить, украсть, спереть (смотрите интернет – 650 ссылок на Гугле), но в данном случае, когда речь идёт о преобразовании частной квартиры в коммунальную, надо помнить о двух составляющих этого слова,  обозначающих «обобществить» и «с-издить»).

Когда в боевом 19-м году поэтесса Зинаида Гиппиус с её мужем писателем Мережковским удрали из страны рабочих и крестьян к врагам в капиталистическую заграницу, её сестичек репрессировали, потом выпустили на короткое время, а после убийства Кирова, как и тысячи других дворян, выслали из Ленинграда за 101-й колометр – в Новгород. Почему при этом не замели бабу Марю – теперь поди спроси.

 В Смольном Мария Александровна получила великолепное образование. Ну, немецкий-французский – само сабой, она ими и до института владела как родным, а как она хорошо знала историю и географию – об этом я сам могу судить, мне перед войной уже было почти 12 лет. У бабы Мари (наверное, совместно с Гиппиусами?) была великолепная библиотека, Брокгаузом и Ефроном из которой я уже тогда увлекался. Баба Маря подробно рассказывала мне историю славян, варягов, половцев, хазаров, арабов и разных прочих шведов, показывая места их обитания и пути великого переселения народов в большущих исторических и географических атласах в кожаных переплётах. Я тогда ходил в немецкую «группу», так что баба Маря дома заставляла меня шпрехать с ней по дойчу. Она пыталась учить меня французскому языку, но тут я воспротивился – с французами мы воевать не собираемся!

И всё было бы хорошо, но баба Маря была дикая – она верила в Бога! Между двумя окнами располагался огромный иконостас со старинными иконами, перед которым постоянно горела лампада. Однажды мамочка, вытирая пыль с икон, нечаянно загасила её, попыталась зажечь её спичкой, но баба Маря закричала:  – Нина!! Как ты можешь?! Дай я! – Она взяла дрожащими от негодования руками спичечный коробок, отломила от него длинную лучинку, зажгла спичкой керосинку, от керосинки – лучинку, и от лучинки затеплила лампадку. Я, пионер, материалист-марксист-ленинец-сталинец, не смог стерпеть такого мракобесия и стал проводить среди бабы Мари антирелигиозную пропаганду. Я сначала доходчиво объяснил старой благородной девице (после казни жениха-нородовольца она так и не вышла замуж), что никакого бога нет, а всё это только религиозные предрассудки. Но это не помогло, я её не убедил. Тогда я перешел к наглядний агитации – стал распевать залихвастскую песню собственного сочинения из четырёх слов: «Бога нету, поп дурак! Бога нету, поп дурак!» – и так до тех пор, пока баба Маря не раскается. Но мамочка-атеистка меня не поддержала, и услышав мои жизнерадостные  рулады, попросила прекратить агитационную работу среди несознательных трудящихся масс.

Четвёртого июля 1941 года я вместе со своей школой был эвакуирован сначала в Ярославскую, затем в Курганскую область. Когда 4 июля 1944 года я вернулся в Ленинград, я обнаружил, что в нашей комнате произошли большие перемены. Иконостас исчез, как и треть Брокгауза и половина книг, и часть шкафов, в которых эти книги стояли. Мамочка рассказала, что когда она, умирая от дистрофии, попала в больницу, в нашей опустевшей квартире поселился управдом, который и спалил иконостас, книги и полки в буржуйке, установленной посереди комнаты (труба – в окно). Тепло его не спасло, и он умер от голода. Но всё-таки много книг осталось, и всю свою юность я читал, не выходя из дома в библиотеку, всего Лескова, Толстого, Достоевского, Пушкина, и пр и пр и пр. Потом, в голодные послевоенные годы мы с мамочкой постепенно продавали в букинистические магазины наиболее ценные книги, чтобы купить хлеба.

Мемуаров баба Маря не оставила, а я, по молодости и по глупости, на неё, естественно,  не «наседал»...

Но в Америчке я на многих успешно наседал.

Вот я долго – года два – уламывал своего тестя, Давида Самуиловича Сирочинского. Я «насел» на него намертво, как он не увиливал. Уломал! И он незадолго до смерти написал от руки, категорически отказавшись от компьютера, которого он боялся, как скорпиона, интереснейшие мемуары о его семье, о довоенной  жизни, учёбе в школе с артиллерийским уклоном; как он юношей-лейтенантом воевал с немцами, как в госпитале чуть не умер от раны, отказавшись от ампутации ноги; о послевоенных годах... Моей дочке Тане, когда она повзрослеет и у неё проявится интерес к её корням, останутся сведения о её деде, прадеде и пропрадеде со стороны матери. Да-а... А вот свою мамочку я не уговорил... И сведения о ней я могу изложить на полутора-двух страницах. Сведения о моём деде могут уложиться в один параграф. Как и у большенства людей на Земле. Хорошо хоть о моём прадеде, пра-прабабке и пра-пра-пра-родителях документы остались. Помимо приведённых выше, у меня есть ещё длинное завещание Катерины Литинской (не знаю, как её величали по батюшке), урождённой Грудинской, матери погибшего под Бородино полковника Александра Ивановича, написанное в 1820. Она завещала благоприобретённое совместно с супругом имение Гофряйзаль, что в Кексгольмском уезде Финляндской губернии, своим детям и супругу, Надворному Советнику Ивану Федорову сыну Литинскому. Есть ещё выписка из гербовника Насецкого, изданного в 1740 году в Лемберге (Львов), с описанием герба Литинских, заверенная прекрасно сохранившейся сургучной печатью с этим гербом. «Метрика Волынская 1528 года упоминает о Литинском, землянине Волынском <...> Город Литин не правильно отнят у них в казну, и в том за них яко за заслуженных в Республике [Речи Посполитой] всё польское дворянство сопротивлялось королю Сигизмунду Августу и воеводе его Кмите, полагая в числе прочих статей угнетение и обиду Литинских».

            …Написал я эту байку в начале мая 2007 года, а в конце июля, разыскивая на интернете с помощью русской поисковой системы Yandex.ru своих предков, наткнулся на вушеупомянутого Ивана Федоровича Литинского в записках А.Я. Ильина «Из дневника масона 1775-1776 гг.». Смотрите www.memoirs.ru/texts/Iliin.html. Оказывается, мой пра-пра-пра-пра подбил Ильина написать эти мемуары. (О времена! О гены! Так вот откуда у меня идёт страстишка всех подбивать писать мемуары!). Об этом Литинском у автора дневника несколько заметок. Под 13 июля 1775 г. автор записал со слов жены княза М.М. Щербатова , что «Литинский просился у князя (М.М. Щербатова) и при Льве Васильевиче (Тредьяковском), чтобы определить его в геральдию на регистраторское место, но князь ничево ему не сказал». Дальше следует, что Ильин сам пытался протиснуться в геральдию (интриги, интриги, кругом сплошные интриги!). Интересный факт – автор дневника, служивший под началом Л.В. Тредьяковского, получал двести пятьдесят рублёв в год жалования. А бабушка Авдотья, сноха Ивана Фёдоровича, служившая под началом М.Ф. и А.Ф. Романовых, получала в 12 раз больше. Блат – великое дело!

Судя повсему, в 1775-76 гг. Ваня Литинский ещё был достаточно молодым человеком, вряд ли старше 30 лет, так как завещание его жена Катерина писала в 1820 году, то есть через 45 лет, когда он уже был Надворным Советником, отцом многочисленных детей и дедушкой. Какого хрена он не написал мемуаров, твою мать! В такое потрясающе интересное время жил! Подбил какого-то щелкопёра, да ещё к тому же и жидо-масона, написать предельно пустозвонные дневники, а сам – ни гу-гу, затаился, гад! Товарища Сталина и КГБ тогда ещё и в заводе не было, чего ж таиться то?!

...Две или три коробки с документами – переписка мамочки с её родителями, с двумя братьями и сестрой и с другими родственниками, моя детская и взрослая переписка с отцом, моя переписка с мамочкой – в  течение трёх лет я почти ежедневно писал мамочке из эвакуации (из интерната) в блокадный Ленинград – я, боясь, что таможня это не пропустит, оставил эти коробки старшей дочери перед отъездом в Америчку. Эти документы ждали бы до лучших времён, когда гнусная советская влась рабочих и крестьян сдохнет, и я смогу забрать их. Но дочери понадобилось место на антресолях, и совершенно не интересующаяся своими корнями дочура снесла эти коробки на помойку. А ведь старые письма даже простых трудящихся – клад для доморощенного историка. Например, я ежедневно описывал мамочке меню столовой нашего интерната, что мы изучали в тот день в школе, какое кино нам привозили с кинопередвижкой, почему а подрался с Петькой Степашиным и на сколько кринок молока я обменял у крестьян свою рубашку...

… Вот поэтому и мне надо написать свои мемуары – чтобы хоть какой-то мостик перекинуть… Чтобы внуки и правнуки знали, откуда есть пошел род Литинских и кто в Литине первее начал княжить… Да и у меня самого была интересная жизнь – 28 лет работы в ленинградском Институте геологии Арктики – поиски алмазоносных кимберлитовых трубок в якутской тайге, авиадесантная геофизическая съёмка на льдах арктических морей, плаванье на судах по северным морям... Я надеюсь, что мои англо-говорящие внуки и будущие правнуки найдут возможность прочесть эти воспоминания (если я их успею написать), как я получил возможность заказать перевод с венгерского мемуаров моего отца. (К сожалению, они охватывают только революцию 1918 года и 25-летний период пребывания его в Советском Союзе, ничего о его предках, о многочисленных братьях-офицерах и сёстрах, о жизни в Венгрии до первой мировой войны, о его учёбе в университете, о послевоенной Венгрии, о революции 1956 года...)

И в заключение – мой призыв:

Люди, я люблю вас! Будьте бдительны! Эта террористка с косой бродит где-то между нами!

Пишите мемуары, пока не поздно!